Неточные совпадения
Загнали во двор старика, продавца красных воздушных пузырей,
огромная гроздь их колебалась над его головой; потом вошел прилично одетый человек, с подвязанной
черным платком щекою; очень сконфуженный, он, ни на кого не глядя, скрылся в глубине двора, за углом дома. Клим понял его, он тоже чувствовал себя сконфуженно и глупо. Он стоял в
тени, за грудой ящиков со стеклами для ламп, и слушал ленивенькую беседу полицейских с карманником.
Прямой, высокий, вызолоченный иконостас был уставлен образами в 5 рядов, а
огромные паникадила, висящие среди церкви, бросали сквозь дым ладана таинственные лучи на блестящую резьбу и усыпанные жемчугом оклады; задняя часть храма была в глубокой темноте; одна лампада, как запоздалая звезда, не могла рассеять вокруг тяготеющие
тени; у стены едва можно было различить бледное лицо старого схимника, лицо, которое вы приняли бы за восковое, если б голова порою не наклонялась и не шевелились губы;
черная мантия и клобук увеличивали его бледность и руки, сложенные на груди крестом, подобились тем двум костям, которые обыкновенно рисуются под адамовой головой.
Нежный и красивый настолько, что напоминал лунную ночь где-нибудь на юге, на берегу моря, где кипарисы и
черные тени от них, он в то же время будил чувство
огромной спокойной силы, непреоборимой твердости, холодного и дерзкого мужества.
Он сунул нам свою
огромную руку и пошел к воротам, кидая по белому снегу гигантскую
черную тень.
И на белой равнине за ними следовали
черные тени: одна
огромная и уродливая, другая тоненькая и как будто готовая растаять среди этого холода и камней…
— Вот такая
огромная, — показывал он руками, — и по всей буквы, буквы. Какие
черные, какие с золотой
тенью. Редкость, ей-богу!
Огромные черные глаза, занимавшие теперь чуть ли не целую треть лица, смотрели все так же тускло и устало, а следы безобразной стрижки несказанно уродовали это до сих пор прелестное в своей неправильности личико. Теперь оно выглядело ужасно. Бледное-бледное, без
тени румянца. Губы сжатые и запекшиеся. Заострившиеся, словно от болезни, черты… И в них полная, абсолютная апатия и усталость.
А тот в оркестре, что играл на трубе, уже носил, видимо, в себе, в своем мозгу, в своих ушах, эту
огромную молчаливую
тень. Отрывистый и ломаный звук метался, и прыгал, и бежал куда-то в сторону от других — одинокий, дрожащий от ужаса, безумный. И остальные звуки точно оглядывались на него; так неловко, спотыкаясь, падая и поднимаясь, бежали они разорванной толпою, слишком громкие, слишком веселые, слишком близкие к
черным ущельям, где еще умирали, быть может, забытые и потерянные среди камней люди.